— Я считаю своей семьей только мужа и дочку. Остальные — колхоз!

Моего младшего сына опять положили в больницу и назначили операцию. Длится этот ад уже год.

Я не раз лежала с детьми в больницах. Бывали мы и в областной, и в городской. И там, и там всегда много разных пациентов. Операции делают чуть ли не круглосуточно, ведь есть плановые и экстренные случаи. 

Никаких претензий к государственным клиникам у меня нет. Чисто. Стерильно. Вкусно кормят. Единственное, что постоянно приходится переезжать из одной палаты в другую. За две недели нас трижды заставляли менять место обитания. А с малышом после операции это тяжело. 

Когда нас перевели во вторую палату, с нами лежала 13-летняя девочка и ее мама. Мама этой девочки не была тревожная и растерянная, как все остальные родители. Она злилась и нервничала, когда дочь ее о чем-то спрашивала. Она часто на нее кричала, не обращая внимания на других пациентов в палате. У нее реально сдавали нервы. Мне показалось, что операция прошла не так успешно, как она планировала. Она не могла принять тот факт, что ее ожидания не сошлись с реальностью. Девочка заметила мое смятение. Когда мама вышла в коридор с кем-то разговаривать по телефону, юная пациента решила обо всем рассказать:

— У меня очень хорошая мама. Не подумайте ничего плохого. Она нас с папой очень любит. Это просто я вытворила глупость и не послушала ее, хотя она меня просила не лезть на тарзанку. Но все прыгали. И мне хотелось. Однажды неудачно приземлилась и повредила ногу.

Мы поехали в травмпункт, но врач сказал, что это просто ушиб. А я не могла встать на ногу. Родители повезли меня к хирургу и сделали снимок. Меня сразу в область перевели. Если бы тогда в травмпункте сделали снимок, а не наобум поставили диагноз, все было бы хорошо. В стационаре врачи долго ругались и не знали, как подойти к этому запущенному случаю. В общем, прооперировали они меня. 

Через неделю сказали, что нужна еще одна операция, но по полису ее не делают. У родителей не было такой суммы. А мне становилось все хуже — нога постоянно болела. И тогда мама решила повезти меня в Москву.

Она очень тяжело добивалась направления. Мы попали сюда поздно. Врачи сделали, что могли, но теперь только протезирование. Надо какую-то пластину поставить, чтобы я смогла нормально ходить. На это нет никакой квоты, а сколько нужно денег на протез, вы сами знаете. 

Маме пришлось работу бросить, ведь постоянно мотаемся с ней по врачам. Отец работает один. А у его брата есть деньги. Много денег, так как у него есть свой бизнес. Но он не хочет помогать. Просто когда-то мама не захотела его детей забрать к себе, вот и мстит.

Они с женой попали как-то в аварию. Тетя тогда погибла, а дядя выкарабкался. Бабушка занималась их сыновьями. Когда она выдохлась, привезла детей маме, но она отказалась нянчиться с чужими детьми. Мама всегда считала своей семьей только меня и отца. Так и получилось. 

С остальными родственниками мы не общаемся. Мама говорит, что ей не нужен этот колхоз. Я не знаю, что это значит. Но когда мне понадобилась операция, папа позвонил своему брату и обратился за помощью, а тот сказал:

— Я не занимаюсь благотворительностью! 

Папа просил бабушку, чтобы она со старшим сыном поговорила, но она отказалась. Мол, раз повернулись задом к семье, нечего ходить с протянутой рукой. Мама у всех деньги просит. Никто не дает. Вот и злится. 

Тут вернулась мать девочки, поэтому она замолчала. В тот же день их выписали. О том, что было дальше, я не знаю. 

Я долго думала об этом случае и размышляла, почему рвутся родственные связи. Почему женщина считала семью своего мужа “колхозом”? Почему она изначально не ценила семейные ценности? Ведь брат, по сути, не виноват, он просто взаимный. Раньше люди крепко держались друг за друга, а сейчас что? Мне реально жалко девочку. Не ее родителей.

— Я считаю своей семьей только мужа и дочку. Остальные — колхоз!
Я умею говорить “нет”, поэтому меня не любят родственники