В детдом я попала, когда мне было десять лет. До этого я жила с матерью. Отец нас бросил, как только я родилась, мама окунулась в алкоголь, а я у нее была исключительно для того, чтобы срывать плохое настроение и винить во всех бедах. Винила она меня не только словами, частенько у меня появлялись синяки, но поделать я ничего не могла. Сколько помню жизнь с мамой, мне все время хотелось кушать и одеть чистую одежду и обувь по размеру. Одевали меня соседи, кто во что горазд. Я носила вещи, которые уже были достаточно изношены, то большие на меня, то маленькие. Если попадались те, что впору, это было просто праздником. Еще хуже обстояли дела с обувью…
Постоянные выпивки сделали свое дело, печень мамы не выдержала, и в десять лет я осталась одна. Служба опеки перевела меня в интернат, и я сначала думала, что попала в рай. Меня кормили три раза в день свежей едой, одели, как и всех воспитанников в аккуратную одежду, дали тетради, ручки, карандаши, словом, все, чего мне так не хватало дома. Я спала в чистой постели, раз в неделю белье меняли. Уборку в спальном помещении делали сами, делали это с удовольствием и гоняли мальчишек, если они вдруг приходили в не очень чистой обуви.
А через год в интернат пришел отец и сказал, что заберет меня в свою новую семью. Я сразу заревела, так как подружки мне нарассказывали об ужасах общения с мачехами. Тем не менее, уже через месяц я жила с отцом и его женой, тетей Светой. У них был сын, мой сводный брат, родившийся за пять лет до моего прихода в семью. Тетя Света относилась ко мне хорошо, но я почему-то ей не верила, думала, вот-вот будет какой-то подвох, и старалась сделать все, чтобы вернуться в интернат. Сколько тетя Света вынесла от меня, знаем только она и я. Отец допоздна был на работе, а на мои выходки тетя Света никогда не жаловалась.
Видя, что мои каверзы в виде испорченных штор, сгоревшего чайника, вылитой шампуни, надорванных обоев и т.п. не действуют, я начала обижать пятилетнего Вовку. Он же тянулся ко мне, плакал от моих щипков и тумаков и не понимал, почему я так себя с ним веду. Не понимала и тетя Света.
Общий язык мы нашли после очередного моего выпада против Вовки. После моего толчка он опрокинулся и ударился спиной. Разревелся и побежал к маме. Тетя Света взяла его на руки, обняла, и тоже заплакала. Мне стало не по себе, я нерешительно подошла к ним, а тетя Света подняла мокрые глаза и спросила:
— Что мы тебе с Вовкой делаем плохого, почему ты его обижаешь?
Не знаю почему, но я тоже разревелась и рассказала о своих страхах жизни с мачехой. Тетя Света обняла меня свободной рукой и сказала:
— Дурочка, ну неужели я похожа на злую мачеху? У нас все будет хорошо, правда?
Я согласно закивала головой, и мы с ней опять заплакали. А удивленный Вовка, уже успокоившись, начал успокаивать нас, притащив альбом разукрашек и предложив разрисовать очередную картинку вместе, чем мы и занялись.
Рисуя, мы не заметили, как пришел отец. Увидев наше трио художников, улыбнулся и негромко сказал:
— Ну вот и слава Богу!
