Замуж я не спешила, многие мои одноклассницы-однокурсницы повыскакивали, кто после школы, кто после института (или в нем), а я решила немного стать на ноги, оглядеться вокруг себя, а потом уже решать вопрос с замужеством.
Так я и сделала. Основательно подкрепив знания, полученные в институте, практикой на одной серьезной фирме и обзаведясь квартирой, я стала более серьезно относиться к знакомствам с мужчинами, и результатом очередного стали, так сказать, долгосрочные отношения с Александром. Единственное, что мне не нравилось в моем избраннике – его очевидная зависимость от мнения мамы, как будто человеку не тридцать два, а лет шестнадцать, да и современные подростки не особо заглядывают в рот родителям.
То, что «соревноваться» с мнением будущей свекрови мне придется постоянно, я поняла при первом же нашем знакомстве. На меня обрушился шквал вопросов самого разного направления, Валентину Николаевну интересовало абсолютно все мелочи моей биографии, большую часть из которых мне совсем не хотелось ей рассказывать и делиться, с по сути незнакомым человеком достаточно личным.
Вишенкой на торте нашей встречи стало требование, именно требование, а не просьба свекрови, идти в ЗАГС в ее подвенечном платье. Видя мое недоумение, Валентина Николаевна пояснила:
— В этом же платье выходила замуж моя мама, я мечтала, что и моя дочь тоже оденет его на свадьбу, но родился Саша, значит, тебе придется продолжить традицию. А шила платье моя прабабушка, ты будешь уже четвертой, кто оденет это платье на свадьбу! Только вот маловато оно на тебя будет, нужно будет над фигурой поработать…
Я слушала, и, чем дальше, тем больше, грубо говоря офигевала. Во-первых, мне нужно одеть платье фасона тридцатых годов прошлого века. Во-вторых, платье уже было, мягко говоря, не новое, и никакие химчистки-стирки-отбеливания не придадут ему вид, который должен быть у платья невесты, ну и третье – Валентина Николаевна на полголовы ниже меня, ее размер на полтора меньше моего, а о груди и говорить не приходится. Опуская интимные описания того, что у Валентины Николаевны называется грудь, скажу только, что размер моих достоинств не сопоставим с ее, не выточки же мне делать на фамильном платье, чтобы туда втиснуться, да и как я буду выглядеть в свадебном платье которое будет по длине ни два, ни полтора?
Все это я попыталась тактично объяснить последней владелице платья, но она меня и слушать не захотела:
— Все это мелочи, ты только представь, как будут удивлены гости, когда узнают историю платья!
То, как удивилась я, маму моего жениха совершенно не волновало. Она настаивала на диете, корсете и прочих, совершенно неприемлемых для меня вещах, даже пыталась тут же вручить мне это злополучное платье для «обкатки», еле отбилась.
Во время этого раритетного «штурма» я толкала под столом своего жениха, чтобы он вмешался и как-то повлиял на ситуацию в мою пользу, но Александр сидел, как зачарованный, разве что иногда пытался отодвинуться подальше, чтобы я не могла достать его.
В общем, спасаться пришлось бегством. Шучу, конечно, но по сути это так и выглядело – мы с Александром торопливо одевались-обувались, а его мама продолжала расписывать достоинства платья от ее прабабушки.
Когда вышли на улицу, я накинулась на жениха с упреками, а он только разводил руками, мол, ну хочется маме, что поделаешь!
Дала своему суженому неделю срока, чтобы он переубедил мать. Ну а если не сможет, пускай ищет под это музейное платье себе другую невесту, я позориться в рюшиках от прабабушки не собираюсь.
