— Алёшенька, ты придёшь сегодня? — спросила Татьяна Олеговна.
— Мам, ну ты же прекрасно знаешь, сколько у меня дел. Мне приходится работать и за себя, и за тебя, — ответил Алексей. — А сестрица моя совершенно ничего не понимает в делах, и помощи от неё никакой!
— Ты слишком много от неё требуешь, она мать, и у неё другие обязанности сейчас! А потом, чем же ты так занят на фирме? Там всегда всё идёт своим чередом. Не обязательно постоянно присутствовать. Карл Семенович всем управляет.
— Твой Карл Семёнович, — тихо перебил её сын, — давно устарел. Я вообще хочу, чтобы ты мне дала доверенность, и я уволил бы этого пенсионера.
Татьяна поджала губы.
— Нет, сынок, Карлу Семёновичу я доверяю чуть ли не больше, чем себе.
Алексей сорвался на визг:
— А ничего, что я твой сын, и я должен здесь всем заправлять, а не этот старый хрыч?!
В трубке послышались короткие гудки. Татьяна Олеговна откинулась на подушке. Разговор с сыном отнял последние силы. В больницу её привезли дети. Она долгое время пыталась бороться с болезнью дома, но силы были неравны. Тогда Татьяна позвонила детям, и только когда сказала, что ей осталось совсем немного, они соизволили приехать.
Решили всё быстро — через два часа она уже была в клинике. Как ни просила их мать, чтобы оставили её дома, чтобы последние деньки провести в кругу детей, но они как будто не слышали. Уже в больнице она поняла, что никто и не придёт уже, все будут просто ждать её смерти.
Когда её дети были уже довольно взрослыми, совершеннолетними, она ещё раз вышла замуж. У её нового супруга был небольшой бизнес. Детей у него не было, у Татьяны уже выросли, и времени свободного у неё было много. Они с мужем с головой окунулись в работу. А затем муж скоропостижно скончался, и Таня осталась владелицей серьёзного предприятия.
Дети, конечно, от финансовой помощи не отказывались А вот просто так они не приезжали. Когда Таня заболела, даже обрадовалась сначала — думала: «Ну вот, теперь-то дети будут рядом, не оставят больную мать». Но они появились и пропали, а дела у Татьяны Олеговны становились всё хуже и хуже.
Врачи не делали никаких прогнозов, но по их лицам Татьяна понимала, что хорошего уже можно не ждать. Она просто лежала, вспоминала свою жизнь и ждала смерти. После разговора с сыном ей даже захотелось выключить телефон навсегда, что она и сделала из последних сил.
Карл Семёнович приходил к ней, говорил, что Алексей пытается управлять фирмой, отдаёт невыполнимые приказы и говорит о том, что скоро все вокруг встанут на уши, и его никто не слушает. Татьяна тогда, сжав за руку старого друга семьи, сказала:
— Потерпи, Карл, вот не станет меня, и пусть тогда Лёшка всё доламывает.
— Тань, ну как не станет! В твоём возрасте рано говорить о смерти.
— Пора, Карл, чувствую, пора.
— Встряска тебе нужна, Танюш, забота, тогда и о смерти не надо будет думать.
Татьяна прикрыла глаза, мечтая, чтобы всё это закончилось. Ей было невыносимо думать, что её дети, её родные, с нетерпением ждут её смерти.
Она почти задремала, когда услышала какой-то повторяющийся шорох. Открыв глаза, увидела совсем молоденькую девушку, которая испуганно смотрела на неё.
— Ой, простите, я вас разбудила! Я могу попозже зайти, — сказала она, держа в руках швабру и ведро.
— А где Зоя?
Обычно, здесь убирала Зоя — тихая, ласковая женщина, работавшая санитаркой. Татьяна не знала, может быть, здесь кто-то убирал ещё, но она постоянно видела Зою. Но не сегодня.
— Мама приболела, я помогаю ей, — пояснила девушка, потянувшись за шваброй.
— Конечно, милая, — улыбнулась Татьяна Олеговна, с удовольствием следя за ловкими движениями девушки.
Она смахнула слёзы и с каждым движением санитарки чувствовала, будто жизнь по-прежнему продолжается, здесь, в этом больничном коридоре. Это было как глоток свежего воздуха — вроде бы мелочь, но дарящая надежду. Девушка аккуратно убирала, и Татьяна подумала, что, возможно, ей не стоит терять веру и ждать, когда все вернутся к нормальной жизни.
— Может быть, вам чего-нибудь нужно принести? Купить что-то? — спросила она, когда увидела, что Татьяна плачет.
Татьяна вытерла набежавшие слёзы.
— Ничего мне не хочется, спасибо тебе, деточка, — ответила она.
Девушка растерянно посмотрела на неё.
— А что же вы плачете? Знаете что, я к вам вечером забегу! Обязательно принесу блинчиков, я как раз сегодня жарить собиралась. Не скучайте!
Она выпорхнула из палаты. Татьяна Олеговна вдруг поняла, что не спросила, как её зовут.
Вечером стало особенно одиноко. Татьяна даже хотела включить телефон, но отложила его в сторону — всё равно ни Алёна, ни Алёша разговаривать с ней не будут.
Дверь в палату открылась.
— А вот и я! — услышала она знакомый голос.
Татьяна Олеговна даже сумела приподняться от удивления.
— Вы?
— Я же обещала. Меня, кстати, Ира зовут, — сказала девушка, раскладывая на тумбочке тарелки и тарелочки.
Татьяна вдохнула запах домашних блинчиков и ещё чего-то, такого забытого.
— Не могу понять, чем это пахнет…
— Так это варенье клубничное! Я и сметанки захватила. Вы с чем больше любите? Вот кусочек блинчика — сметану или варенье?
Ира осторожно клала блинчик Татьяне в рот. И та сама не заметила, как съела почти целую тарелку.
— Ох, не могу больше! — воскликнула она.
— Ну хорошо, — улыбнулась Ира.
— Внученька, какая же ты хорошая!
Татьяна расплакалась.
— Не плачьте, пожалуйста, — сказала Ира, погладив её по руке. — Всё будет хорошо, вот увидите. Главное — нужно верить и, конечно же, хорошо есть. А откуда возьмутся силы, чтобы поправиться? Вы спите, а я завтра снова вместо мамы приду. Так что увидимся!
На следующий день Татьяна как будто лучше себя чувствовала. Как могла, она причесалась. Когда со шваброй зашла Ира, внезапно, будто солнце взошло, стало теплее на душе. Таня расспрашивала Иру обо всём. Девушка училась и старалась помогать матери. Отец умер, когда она была совсем маленькой, и Ира его совсем не помнила.
— Деточка, — сказала Татьяна Олеговна, бросив взгляд на остывающие блинчики, — ты возьми, у меня есть с собой немного денег. А то ты продукты покупала, трудилась.
Ира смутилась, но Татьяна настаивала. В этот момент в их отношения как будто вернулась дружба, о которой Татьяна уже было забыла, и ей стало легче. Ира рассмеялась.
— Ну что вы такое говорите? Это же сущие пустяки! И потом, здоровье — оно намного важнее. Печально, когда кто-то не может быть здоровой.
Татьяна Олеговна не спала почти всю ночь и к утру придумала, что должна сделать. Когда Ира пришла, она уже ждала её. Разговор начала издалека:
— Ирочка, а ты сейчас учёбой очень загружена?
Ира улыбнулась:
— Нет, у нас каникулы. Я сессию сдала хорошо.
— А у тебя мечта есть?
Ира присела рядом с ней, взяла тарелку с голубцами, подула и протянула Татьяне. Та безропотно стала есть, с удивлением поняла, что делает это сама.
— Есть, конечно, у каждого человека должна быть мечта. Без мечты никак нельзя. Знаете, с самого детства хочу свозить маму в Париж. Да-да, не смейтесь, именно в Париж! Просто моя мама вообще нигде за границей не была, всё время работала, всё время для кого-то жила. Я когда-то, когда мне было пять, сказала, что как вырасту, обязательно отвезу её в Париж. И знаете, я это сделаю! Вот окончу институт, устроюсь на работу и отвезу, чего бы это ни стоило.
Таня ласково взяла её за руку:
— Я не сомневаюсь, ты всего добьёшься. Но я хотела бы предложить тебе работу.
— Работу? — она удивлённо посмотрела на Татьяну Олеговну.
— Да, именно работу. Побудь моей внучкой. Настоящей, доброй, заботливой. Мне скоро умирать, а не хочется делать это в одиночестве. Детям я вообще не нужна, им только деньги подавай. Я хорошо заплачу вам с мамой, с лихвой хватит на поездку в Париж.
Ира удивлённо, даже как-то испуганно, посмотрела на неё.
— Да вы что? Разве можно так? Не нужно никаких денег! Я побуду вашей внучкой, и так… И не надо! Не предлагайте денег за заботу и хорошие отношения; не всё можно продать или купить.
Татьяна Олеговна смотрела на Иру с грустью и думала, что девочка ещё слишком молода, чтобы знать всю изнанку.
Она стала появляться у Татьяны Олеговны так часто, что женщина только и успевала доедать угощения и благодарить за теплоту. Татьяна попробовала поговорить с Зоей об оплате за заботу, но та так посмотрела на неё, что всякое желание продолжать пропало.
Ира притащила гору литературы; они вместе вычитывали, какие упражнения нужны при заболевании Тани, какая диета. Доктор только руками разводил, говоря, что забота и желание жить иногда помогают намного лучше медицины.
И вправду, Татьяна чувствовала себя заметно лучше, даже ловила себя на мысли о том, что улыбается. Очень давно она не улыбалась. Таня умом понимала, конечно, что Ира ей никто, но на данный момент дороже и ближе её и Зои никого не было. Как-то под вечер к ней зашёл лечащий врач.
— Татьяна Олеговна, поговорить с вами хочу.
— Да, я вас слушаю.
Доктор помялся немного.
— Татьяна Олеговна, хочу обсудить операцию.
Она удивлённо посмотрела на него:
— Но вы же говорили, что смысла нет, что поздно?
— Да, неделю назад я именно так и говорил. А теперь скажу так: шансов мало, но вы намного лучше чувствуете себя сейчас, организм окреп, поэтому это всё-таки шанс.
— Я могу подумать?
— Да, только, пожалуйста, недолго.
Таня всю ночь перебирала свою жизнь. Всё, что было — плохого и хорошего. Хотелось ли ей жить? Однозначно — да. Хотелось ли ей лежать беспомощной, непонятно сколько? Нет. Утром она позвала к себе врача. Они долго говорили, потом с доктором в палату к Татьяне прошёл какой-то мужчина, потом ещё женщина, её обмеряли приборами, брали анализы…
К приходу Иры Татьяна сияла.
— Деточка, мне предложили сделать операцию!
— Правда? — Она округлила глаза, потом присела рядом с Татьяной Олеговной и взяла её за руку: — Но вы же говорили…
— Да, и мне так говорили. А вчера наш доктор сказал, что есть шанс — небольшой, но появился. Ты знай, ты — самое доброе и светлое, что было у меня в жизни.
Ира вытерла глаза — ей на самом деле нравилась эта пациентка, такая она стойкая, что ли.
— Когда операция?
— Завтра во второй половине дня, Ирочка. А могу я тебя попросить?
Та вытерла глаза:
— Да, конечно, всё что угодно.
Татьяна шептала ей на ухо, а брови девушки поднимались вверх.
Потом она восхищённо посмотрела на Татьяну:
— Вы нереальная! Я всё сделаю!
***
На следующий день по коридору больницы шла процессия. Доктор пытался остановить людей, но где там!
— Вы не понимаете — не сегодня, так завтра мама умрёт. Потом придётся ждать полгода, чтобы вступить в наследство, а по завещанию всё намного проще. Мы ненадолго, уже всё составлено, и нотариус вот с нами. Так что пара минут — и всё!
Доктор внезапно успокоился:
— А, ну раз нотариус, тогда, конечно, проходите.
Алексей не обратил внимания на такую перемену в настроении и распахнул дверь палаты. Вошёл и резко остановился. За ним влетела Алёна и тоже встала. Нотариус заглянул через их плечо и произнёс:
— Не понял… А кто умирает?
Татьяна, лежа на постели, держалась молодцом: ей было нелегко, но она старалась. У неё был лёгкий макияж, красивая прическа и шелковый дорогой халат. Ира читала ей книгу. Татьяна, увидев детей, воскликнула:
— Ой, детки, пришли! Какая радость!
Алексей растерянно произнёс:
— Мам, ты что? Ты же умирать уже должна!
Он также растерянно посмотрел на Алёну. Татьяна усмехнулась:
— А ты что, хоронить меня пришёл?
— Нет. Ладно, вижу, что тебе лучше, но не зря же мы нотариуса оплачивали. Вот завещание, тебе нужно подписать.
Татьяна удивлённо пожала плечами:
— Зачем?
— Ну как, чтобы потом никакой волокиты…
— Так никакой волокиты не будет!
Она с трудом поднялась и сказала, глядя на детей:
— Завещание уже есть, составлено, заверено, и ваших имён в нём нет.
Татьяна отвернулась. Она слышала, как визжала Алёна, называя её последними словами, как ругался, матерился сын, но охрана быстро вывела их из палаты. Доктор сказал:
— Татьяна Олеговна, пора.
Таня посмотрела на Иру. Девушка вытирала глаза.
— Послушай меня, внученька, ты на данный момент самое родное, что есть у меня. Ты сделала для меня больше, чем все, заставила хотеть жить. Если меня не станет, если я не вернусь, исполни мечту мамы, обязательно! Завещание написано на тебя, у тебя будет для этого всё. Хоть каждый день в Париж катайтесь!
Татьяну повезли на каталке по коридору. Ира, которая оторопело смотрела ей вслед, сорвалась с места и догнала её:
— Я жду вас здесь, жду. А в Париж мы полетим втроём, и на следующие каникулы!
А через три месяца Ира, Зоя и Татьяна восхищённо смотрели на Эйфелеву башню, и перед ними открывалась новая жизнь. Рядом с близкими не по крови, но по душе.
