Она смотрела на него, не узнавая

Светлана медленно закрыла входную дверь, отступив вглубь квартиры. За ней, в коридоре, стоял человек, которого она знала почти всю жизнь. Но в этот момент она впервые почувствовала, что он ей чужой.

— Света, это не то, что ты думаешь, — голос Егора дрогнул, но он все равно пытался держаться уверенно. — Дай мне объяснить.

Ее пальцы бессознательно сжимали телефон, который она держала в руке, как последнюю защиту. Только что на экране были те самые фотографии. Он с другой женщиной. Сначала ужин, потом их объятия у машины, а потом…

— Что ты хочешь объяснить, Егор? — холодно произнесла она, чувствуя, как каждое слово царапает горло. — Что это ошибка? Что ты не помнишь, как это произошло? Или ты скажешь, что это твоя коллега по работе и вы просто обсуждали проект?

Он молчал, и это молчание казалось громче любого крика. Светлана чувствовала, как внутри нее поднимается буря. Казалось, что сердце должно разорваться от смеси боли, обиды и злости.

— Почему? — почти шепотом спросила она. — Я правда хочу понять. Почему?

Егор устало провел рукой по лицу.

— Я сам не знаю, — наконец выдавил он. — Все стало каким-то сложным. Мы… мы отдалились. Ты всегда занята домом, детьми… А я…

— А ты что? — перебила его Светлана, делая шаг вперед. — Ты хотел чего? Свободы? Азарта? Ты нашел это в другой женщине?

— Нет, — быстро ответил он, словно надеялся, что одно это слово исправит все. — Я… Я скучал по нам. По тому, как было раньше.

Ее смех прозвучал резко, почти истерически.

— Скучал? — Светлана покачала головой. — И решил заменить меня? Егор, если бы ты сказал, что тебе плохо, что ты чувствуешь себя потерянным, я бы… я бы поняла. Но ты выбрал предательство.

Она повернулась и направилась к окну, пытаясь собрать мысли. За стеклом мелькали огоньки ночного города, и ей казалось, что весь мир продолжает жить своей жизнью, не замечая ее боли.

— Света, — голос Егора стал мягче, почти умоляющим. — Я совершил ошибку. Большую. Но я люблю тебя. Я люблю нашу семью. Я готов на всё, чтобы всё исправить.

Она долго молчала, не зная, что ответить. Перед глазами стояли образы их совместной жизни: первая квартира, первые радости, первые шаги их сына, их дочери. Все, что они строили вместе. И теперь — всё это под угрозой.

— Любишь? — тихо спросила она. — Любишь настолько, чтобы разрушить всё? Или настолько, чтобы теперь умолять о прощении?

Егор шагнул к ней, но она подняла руку, останавливая его.

— Я не знаю, смогу ли простить тебя, — честно сказала она. — И не знаю, хочу ли. Сейчас я чувствую только боль.

— Дай мне время, — сказал он. — Я докажу, что могу всё исправить. Что мы можем быть счастливы снова.

Она долго смотрела на него. Ей хотелось верить. Хотелось вернуть те спокойные дни, когда она чувствовала себя любимой, когда семья была её опорой. Но могла ли она снова довериться?

— Я не обещаю ничего, Егор, — наконец сказала Светлана. — Но ради детей… я попробую.

Он с облегчением вздохнул, но она подняла руку, чтобы его остановить.

— Только попробую. И если я увижу, что ты делаешь хотя бы шаг в сторону… Это конец.

Прошло три месяца. Светлана и Егор старались начать заново. Он был внимателен, заботлив, словно пытался выкупить свои ошибки. Но Светлана всё ещё ловила себя на том, что сомневается в каждом его слове, в каждом звонке.

Однажды вечером, сидя за семейным ужином, она заметила, как их дети смеются, болтая друг с другом. На мгновение ей показалось, что всё вернулось в норму. Но где-то глубоко внутри всё ещё тлел страх.

— Мама, можно ещё кусочек? — спросил их сын, вырывая её из мыслей.

— Конечно, солнышко, — улыбнулась она, чувствуя, как её сердце смягчается от простого счастья видеть их детей радостными.

Егор посмотрел на неё с благодарностью, но Светлана знала, что прощение — это долгий путь. Её путь. И теперь только она решит, сможет ли она довериться снова.

Иногда прошлое остаётся шрамом, а иногда становится точкой отсчёта для новой жизни. Но только время покажет, какой из вариантов выберет Светлана.